КАТАСТРОФЫ

ЧЕРНОБЫЛЬ

Так эффективно взорвать ядерный реактор атомной электростанции, как его взорвали, невозможно. При падении на реактор бомбардировщика с полной боевой загрузкой, при взрыве всех его бомб и при одновременном восьмибальном землетрясении, разрушение активной зоны реактора может составить 3-5%. А оно превысило четверть.
Вот она - целесообразная работа специалистов.
Кто виноват?
Когда этот вопрос задал мне следователь по особо важным делам, я ответил без минутного размышления: садовый кооператив. Следователь не поверил, долго разбирался с недостатками конструкции одноканальных реакторов типа РБМК и конкретно третьего блока, с особенностями строительных работ, с квалификацией персонала и т.п. В конце концов посадил директора и нескольких лиц из инженерного персонала, которые, как ему показалось, действовали неадекватно. И зря!
А дело было так...
Впрочем, сначала о некоторых особенностях ядерного реактора большой мощности канального, РБМК. Этот реактор одноконтурный: вода, проходя через топливный элемент (трубка с ураном, длиной метров 7 и толщиной с карандаш), превращается в пар, который сразу поступает на генератор. Соответственно, вся наведенная активность (которой, впрочем немного) идет туда же. Важно, что вода сильно перегрета и, чтобы не кипела, находится под давлением.
Преимущество РБМК - простота конструкции, использование в качестве замедлителя графита, но, главное, возможность наработки оружейного плутония. Именно по последней причине его и строили. Этот тип реактора возник еще во времена Курчатова и затем его постоянно пропихивал в ЦК директор Института им. Курчатова - академик Александров.
Основной недостаток реактора - неустойчивость в работе (положительная реактивность). Если на водо-водяном двуконтурном реакторе (ВВЭР) оператор на пульте может вязать, зевая наблюдая за неподвижными стрелками, то на РБМК ему скучать некогда: несмотря ни на какую автоматику, он постоянно крутит ручки, удерживая стрелки в заданных положениях. Но особенно неустойчив реактор при остановке или пуске. Здесь уместна аналогия с велосипедом: при больших скоростях гонять по дорогам просто, но при очень низких скоростях на нем могут удержаться только циркачи.
Это сыграло роковую роль.
Теперь почему всегда ожидали неприятностей именно на украинских АЭС? Станции типа Ленинградской были престижными: они находились под постоянным контролем властей, Главатома и международных организаций. Сюда переводили в виде поощрения лучших спецов, хорошо проявивших себя на других станциях страны. Прекрасные квартиры, снабжение и близость Ленинграда положительно влияли на мироощущение персонала, а, следовательно, и на безопасность АЭС. Если взять Кольскую АЭС, то там тоже работал квалифицированный персонал. Причина простая: деньги. Многочисленные северные надбавки существенно увеличивали зарплату. При этом жены тоже работали на станции и тоже хорошо получали. Проработав несколько лет, семья без труда зарабатывала на квартиру, машину, дачу и селилась в центре России. Стоило вкалывать...
А что на Украине? Надбавки платить не за что, от пристального контроля далеко. Но, главное, персонал станции состоял из отставных военных. И не просто военных, а старшин. А это уже что-то! Как известно, в Советской Армии (по непонятной для меня причине) старшинами служили в основном украинцы. Отслужив у черта на рогах, они возвращались к теплу и садам. В результате, сотрудниками Чернобыльской АЭС оказались спешно переученные старшины. Но! Работа - работой, а жить то надо. Вот здесь-то и сказалось приусадебное хозяйство. На Украине им имеет смысл заниматься: растет все хорошо, да и хозяйственные навыки есть где проявить. Тем более, если на работе мало платят. Поэтому, небольшой участочек в садовом кооперативе был у каждого, и приоритет его в системе ценностей был велик.
Теперь представьте: 26-е апреля, дело идет к праздникам, к возможности полнокровных полевых работ. Сроки поджимают - весна в разгаре, сухо, с посевом задержишься - точно без урожая будешь. А тут тебе говорят: реактор останавливается на плановый ремонт, все праздники будешь дежурить, отслеживая его охлаждение (можно подумать, что сам он не охладится!) Чтобы не оставаться на праздники всем, как только реактор начал остывать, садоводы быстро разобрали системы аварийного торможения: сначала одну, а затем все. В этом им помогла сама конструкция реактора: по "крышке" действующего реактора РБМК (в отличие от ВВЭР) можно ходить, меняя любые стержни. Ударная работа (всеравно ее делать надо было) позволила большинству заинтересованных лиц вовремя отправиться на садовые участки. Ну и ладушки, чай не первый раз!
А на АЭС тем временем шла своя жизнь.
Пока на реакторе готовились к останову, вокруг генератора уже месяц томились командировочные. Они прибыли на АЭС, чтобы испытать работу турбины в различных режимах. При штатной эксплуатации станции под нагрузкой им это не позволили, но пообещали дать поиграть перед началом охлаждения. Тут-то они узнают, что реактор уже охлаждается, а они еще ни в одном глазу. (Им, кстати, тоже неплохо на праздники домой). Ну, вопли, стоны, звонки по инстанциям. Прибегают к реакторщикам: Вы что делаете?!! Отбой! Ребята вздохнули и стали снова раскочегаривать...
Тут самое время вспомнить об инерционности. Вот вы стоите за штурвалом корабля и, чтобы не вихлять на курсе, целитесь носом (его, а не своим!) на мыс. Нос уходит вправо, вы поворачиваете штурвал влево. Но нос продолжает идти вправо и вы дальше крутите штурвал влево, нос - опять вправо, вы - опять влево. И тут корабль, вместо того, чтобы выставиться на мыс, отлетает в сторону, становясь под прямым углом к курсу. Скажите спасибо, что у вас пароход, парусник при таком вождении вообще перевернется. Именно такие случаи и рассматривает классическая теория катастроф. В одном рассказе Хемингуэя капитан, привязанный террористами к мачте, по упражнениям со штурвалом одного из захватчиков гадает: моряк ли он. И по рысканию судна определяет: Нет, не моряк. И выигрывает.
Операторы вынимают тормозные стержни, увеличивают поток нейтронов, а реактор продолжает охлаждаться. Ребята вынимают их дальше, реактор - охлаждается. Операторы настаивают на своем. реактор - на своем. Наконец поток нейтронов превысил пределы и тут!!!! См. пример выше... Температура воды круто пошла вверх.
Но может быть ничего и не было, как-нибудь в штатном режиме и удалось затормозить. Если бы не командировочные на турбине. Пока реакторщики развлекались с топливными и тормозными стержнями, турбинщики двигали взад-вперед заслонку, регулирующую подачу пара. В конце концов температура в реакторе усилиями реакторщиков проскочила норму, а турбинщики практически перекрыли поток воды. Замедлив движение, вода (и так с повышенной температурой) перегрелась выше всякой меры, давление резко возросло, патрубки и порвались.
Но может быть ничего и не было: патрубки разорвались вне реактора (на пути к турбине). Такое случалось и раньше (Хлопок! Констатировали эксплуатационники, не особенно обеспокоясь). И никогда это не приводило к катастрофе. В подобных ситуациях, срабатывает автоматика, сбрасываются тормозные и аварийные стержни, выедающие нейтроны. Но в том-то и дело, что сбрасывать было нечего. Садоводы вынули стержни и унесли их подальше. Более того, они демонтировали всю аварийную систему. (Как потом выяснилось, из шести степеней защиты, сработала только одна: реактор располагался в яме. Лишь она и смогла оказать спасительное влияние). Взрыв отдельных патрубков привел к сжатию других, окончательно нарушил циркуляцию воды по топливным элементам. Вода нагрелась еще выше, и стали уже рваться оболочки топливных элементов прямо в реакторе. Вода ударила по циркониевым оболочкам ТВЭЛов, химическая реакция привела к интенсивному образованию водорода, который не преминул взорваться. Этот второй взрыв снес крышку реактора.
Но может быть ничего катастрофического и не было бы, если бы эта крышка, как ей и положено, была стальной. Но она была цементной. Строители хотели премии и поучили ее, введя 3-й блок Чернобыльской АЭС в строй на квартал раньше остальных. Их новаторство состояло как раз в замене стальной плиты на бетонную.
Но может быть ничего и не было, если бы не деятельность садоводов. Как я уже упоминал, топливные стержни длинные. Чтобы их вынуть высота помещения должна быть тоже большой. Поэтому здание АЭС имеет в высоту этажей десять. Под потолком поперек здания идет балка. По ней ездит лебедка, поднимающая стержни. Обычно она спрятана в стене и не видит реактора. Но садоводы, вынув аварийные стержни, оставили ее прямо над центром крышки. При взрыве водорода, балку перебило и лебедка рухнула вниз.
Но может быть ничего и не было, будь крышка реактора стальной, но хрупкий слой цемента проломился под весом лебедки. Под ее ударом тонкие топливные стержни деформировались, расстояние между ними было нарушено, некоторые вошли друг с другом в недопустимый контакт. Критическая масса была превышена. Вот только тут и пошла неконтролируемая цепная ядерная реакция, приведшая к взрыву реактора и выбросу его содержимого наружу.
Таким образом, взрывов было три и они следовали друг за другом. Сами они не могли случиться. Лишь направленная деятельность специалистов (при этом каждый хотел, как лучше) объединила цепь случайностей в единое стремление к цели. Последствия расхлебывали и будут расхлебывать сотни тысяч человек в течение столетия.
А вы говорите: высокие технологии! Не надо заставлять людей глупостями по праздникам заниматься. Дай спецу спокойно посадить садик, разве он станет взрывать АЭС? Что ему больше заняться нечем?! Не за то директора посадили...
Человеческий фактор не учли.
Замечания редактора: в своей байке профессор сильно увлекается.
Для объективности, привлечем дополнительную информацию:
Реакторы типа РБМК строили не по капризу, а по достаточно важным причинам. В начале энергетической атомной эры в СССР существовали только военные реакторы (на них нарабатывался оружейный плутоний). Это были именно реакторы типа РБМК. Альтернативы им не существовало. Естественно, что для гражданской энергетики использовали именно этот тип реактора. К тому же тогда не было специальной промышленности для производства прочных корпусов, в которых РБМК не нуждается. (Для реактора ВВЭР нужен прочный корпус, способный выдержать 100 атм. Понадобились большие усилия, чтобы наладить их промышленное производство). Поэтому ВВЭР гораздо дороже РБМК. ВВЭР использует более высокообогащенное (т.е. более дорогое и более трудоемкое) топливо, чем ВВЭР. Кроме того, ВВЭР гораздо опаснее РБМК: при взрыве ВВЭРа взрывная волна от взорвавшегося парового котла разрушит все строения вокруг АЭС. РБМК это не грозит. Реакторы РБМК довольно просты в изготовлении, большая часть сварочных работ ведется непосредственно на стационарной площадке, буквально под открытым небом, что особенно удобно при российском бездорожье. Реакторы РБМК, как показывает статистика, дают меньше сбоев, чем ВВЭР. Так, из 56 неплановых отключений энергоблоков от сети в 1992 году на 28 российских энергоблоках (11 с реактором типа РБМК, 12 ВВЭР, 1 - БН, 4 - ЭГП) 35 произошло на АЭС с ВВЭР и 21 - на АЭС с РБМК. Недостатки РБМК и способы их устранения
1) Отсутствие прочного корпуса. Реакторы типа РБМК в принципе не могут быть приведены к международным стандартам (т.е. "одеты" в защитную стальную оболочку), поскольку имеют слишком большой размер - диаметр активной зоны превышает 10 метров (у ВВЭР - около 5 метров). Создание же оболочки для реактора, настолько прочной, чтобы она могла выдержать падение терпящего аварию самолета, и при этом имеющей внутренний диаметр 65-75 метров - пока невыполнимая задача.
2) Сложность и ненадежность управления расхода воды.
Не решена проблема надежного контроля и управления поканального расхода воды. На каждом из 1700 каналов РБМК есть свой запорный клапан и расходомер. Оператору станции нужно наблюдать за их показаниями, а эта аппаратура часто выходит из строя. Оператор, уже не доверяющий приборам, останавливает реактор не по показаниям одного расходомера, а после их проверки. Это обстоятельство неоднократно приводило к аварийным ситуациям.
3) Положительный паровой коэффициент реактивности
Главный недостаток РБМК - положительный паровой коэффициент реактивности, т.е. повышение реактивности реактора при образовании пара в активной зоне. Больше пара - больше мощность, больше мощность - больше пара. Реактор разгоняется не регулируя сам себя. Эта задача ложится на персонал, не застрахованный от ошибок. В борьбе с этим недостатком пытаются перейти на более обогащенное топливо (от 1.8% до 2.4%), что сопровождается ростом стоимости электроэнергии.
Многие аварии на АЭС могли бы не произойти, не ошибись персонал станции. Но персонал ошибается и будет продолжать ошибаться. Многим сотрудникам атомных станций не хватает квалификации. и значительное число происшествий происходит из-за недостатков эксплуатации. Одна из причин такого положения - маленькая зарплата, отсутствие социальных гарантий, нормальных условий жизни.
"Чернобыльская катастрофа явилась следствием не действий одного человека, а порочности всей системы. По вине политических руководителей страны были нарушены принципы строительства АЭС", - заявил руководитель по следственно-уголовному делу о фактах злоупотребления и халатного отношения должностных лиц, которые возникли в ходе ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, Борис Уваров.

СИСТЕМА

Как известно, советские власти не сообщили вовремя об аварии на Чернобыльской АЭС. Мир возмутился. А зря! Они не могли, ибо сами не знали.
Во время аварии ветер дул на север. Туда и активность понесло. Шведы засекли, сразу шум подняли. Потом ветер поменялся, тут и немцы взвыли. А мы, конечно, помалкивали.
В России не принято спешить сообщать начальству о неприятностях. К чему навлекать приключения на собственную задницу?!
Вот как описывал события 26 мая начальник ремонтного цеха Смоленской АЭС (там точно такие же реакторы, как и в Чернобыле).
Под вечер у нас на станции стали происходить странные вещи. Вдруг загудела сигнализация превышения уровня фона, замигали красные лампы. Авария! Где-то у нас что-то куда-то утекло. И видать высокоактивное. Какова реакция руководства? Правильно! Первым делом отключить все виды связи с внешним миром, чтобы какая-нибудь сволочь наверх не стукнула. Самим сначала надо разобраться.
Искали мы эту утечку, искали - все без толку. Уже и к дезактивации приступили, полы с горя стали мыть. Эффект тот же. Звенит! Тут кто-то сообразил выйти из помещения с дозиметром и померить снаружи. А там еще сильнее считает!
Ну, слава тебе Господи, это не мы! Успокоились и с легким сердцем пошли спать.
Думаете, если у нас или в округе произойдет авария, так мы ударим во все колокола? Как бы не так. Мы не выскочки...
А правительство? А что правительство? У него проблем нет - если что, Америка оповестит.

ФРАКЦИОНИРОВАНИЕ

Когда случилась чернобыльская катастрофа, я вместо майской демонстрации попал в Ленинград в Радиевый институт. Там кипела работа. Из запасников извлекали радиометрическую аппаратуру, отлаживали ее, калибровали, носились в поисках эталонов. Многие просто учились измерять радиацию. В курилках шла бурная дискуссия, чем рад отличается от грея, а рентген от сивертса. Ученые хотели знать! Из нержавейки варили канистры и заполняли их питьевой водой. Готовили списки сталкеров. Конкретных данных не было, но в грандиозности катастрофы никто не сомневался.
Шла активная работа и в группе теоретиков. Принципиальным вопросом, от решения которого зависела вся стратегия работ по прекращению продолжавшейся аварии, включая эвакуацию населения, защиту ликвидаторов, дезактивацию местности, т.е. то, от чего зависела жизнь и здоровье сотен тысяч человек, был вопрос о фракционировании.
Страшная штука!
Как известно, топливом реактора типа РБМК служит уран (в виде смеси двух его изотопов). В ходе процесса, уран выгорает, при этом образуются осколки деления (сейчас нас они не интересуют, это шлаки, годящиеся лишь на загрязнение окружающей среды), трансурановые (например, плутоний) и трансплутониевые (америций, кюрий) элементы. Все элементы - радиоактивные, причем чем тяжелее, тем, во-первых, больше вероятность альфа-распада, а, во-вторых, большая способность к самопроизвольному делению. Вот радионуклиды, склонные к делению и являются самыми опасными, ибо могут вызывать неконтролируемую ядерную реакцию. Причем, чем ниже период полураспада, тем меньше критическая масса, т.е. тем меньшее количество атомов радиоактивного вещества нужно собрать вместе, чтобы произошел атомный взрыв. Если у урана критическая масса десяток килограмм, то у плутония - сотни граммов, а у америция и кюрия - уже миллиграммы. Казалось бы: раз период полураспада изотопа мал, ну там минуты, то опасаться такого нуклида не стоит. Не успеешь сказать раз, как он сдохнет. Да! Если бы он был один. Но он находится в цепочке радиоактивных превращений. Распадаясь на дочерний, он сам непрерывно рождается из материнского. Поэтому его активность всегда равна активности долгоживущего предка. Это как в бассейне с трубами: по одной втекает, по другой вытекает, вода бежит, но уровень воды в бассейне остается постоянным.
Во взорвавшемся реакторе находились тонны урана, сотня килограмм плутония, килограммы трансплутониевых элементов. Каждый из них, если бы собрался вместе, вполне мог организовать атомную бомбу. А собраться они могли из-за процесса фракционирования: если бы рабочая масса реактора расплавилась и начала стекать вниз, то на дно в первую очередь стали бы опускаться самые тяжелые изотопы, т.е. изотопы с наименьшей критической массы. Сконцентрировавшись, они могли и рвануть.
Было нам над чем подумать.
Отвлекусь на радиохимию. Ее по разному определяют: то как науку об радиоактивных элементах, то как науку о применении изотопов в науке и технике, то как науку о веществах в сильно разбавленном состоянии. Но мне кажется, что здесь важно найти принципиальное отличие от любого другого раздела химии. Химик, наливая какие-то реагенты в колбу, знает, что между ними идут реакции, но он уверен, что если он добавил хлор, то там хлор всегда будет обнаружен, если сера - значит сера. Такого казуса, как переход сульфида натрия в фосфат калия не произойдет. И из кислорода водород не возникнет. А у радиохимика? Вот он налил раствор нитрата тория, через час у него кроме четырехвалентного тория образовался двухвалентный радий, еще через 20 минут, раствор оказывается сам собой насыщен инертным газом - радоном, затем последовательно образуются (а некоторые, поизлучав, бесследно исчезают) полоний, таллий, висмут, свинец - дюжина различных элементов, каждый со своими свойствами. Начинал-то радиохимик изучать свойства тория, а через сутки свойства кого он будет изучать? Вот он добавляет кислород и смотрит, как он расходуется. А кто конкретно его съел, если в колбе - безостановочные процессы рождения и гибели различных элементов??? Так что доле радиохимика не позавидуешь. Это вам не органика с неорганикой...
Теперь представим, что радиохимик растворил отработанное топливо и стал отфильтровывать уран. Колба большая, все тихо - спокойно. Ну фильтрует он, а попутная примесь кюрия (ее и обнаружить-то толком нельзя) тоже идет на фильтр и осаждается. Пока не достигнется критическая масса. Пять минут - и в руках незадачливого ученого взрывается атомная бомба. Вместе с лабораторией. И таких случаев в истории были десятки.
Вот вам и фракционирование, вот вам и разделение нуклидов. Кстати, когда сливаешь отходы в почву, о фракционировании тоже полезно помнить: накопится на какой-нибудь глине зловредный коротыш (член безобидного ряда) и привет! Опять атомная бомба.
Но тогда, применительно к Чернобылю, такой сценарий представлялся мне совершенно невероятным. Керамику так просто не расплавишь и гомогенный раствор из реакторах материалов не получишь. Да и при стекании в яму под реактором он остынет. Фракционирование не пройдет. Постепенно такая точка зрения стала общей (в отличие от двух других моих предсказаний, которые вполне оправдались, но которым тогда никто не поверил) и мы рекомендовали начальникам о фракционировании забыть. Тем самым мы предотвратили ряд поспешных решений, типа нанесения ракетно-бомбового удара по несчастному реактору.
То-то был бы фейерверк!

ДЕЗАКТИВАЦИЯ

Читая лекции десантникам в чернобыльскую зону, я особо предостерегал их от начала дезактивации местности до полного остывания реакторной зоны и прекращения выбросов радионуклидов в атмосферу.
При взрыве образовался обширный след выпадений радиоактивных изотопов на местности, в том числе - и на довольно заселенной. Сразу зачесались руки все отмыть. На это дело были брошены войска и большие средства. Начали мыть и радионуклиды потекли в реки и колодцы. Успешно отмыв какой-то участок и сдав его комиссии, солдаты переходили на соседний. Через несколько дней отмытый участок снова оказался радиоактивным, как будто его никто и не мыл.
Что за чертовщина?
Вот об этом эффекте я и предупреждал, еще на ранней стадии подготовительных работ. Теория массопереноса утверждает, что радионуклиды распределяются хаотично при движении в атмосфере. Но в некоторых местах они будут выпадать предпочтительнее. Где именно окажется этот злополучный участок зависит от рельефа местности, влажности почвы, наведенных зарядов, локальной напряженности гравитационных и магнитных полей и т.п. Но такие места обязательно будут. И пока существует постоянный источник радионуклидов (в данном случае - разрушенный, но работающий реактор), эти места вновь и вновь будут оказываться радиоактивными. Дезактивация их - сизифов труд.
Меня не послушали. И сколько же усилий и денег было потрачено зря. Сколько ликвидаторов получили большие, а порой - летальные дозы? Понятно, что хочется, как лучше.
Но теоретикам отступать некуда, за нами природа!

ЧЕРНОБЫЛЬСКАЯ ЗОНА

Как задать радиус зоны безопасности вокруг Чернобыля? В пределах зоны запрещено проживание. Никто не может пробраться в нее без специального пропуска. Ее нельзя делать слишком большой, но и от радиации надо отойти подальше. Наконец, решили, что 50-ти километровая зона будет хорошим компромиссом. Это решение было вполне волюнтаристским. С точки зрения теории массопереноса - ни в самой зоне, ни в ее радиусе особого смысла не было.
Рассмотрим точечный источник токсинов (заводскую трубу, взорвавшийся реактор и т.п.). Если источник работает постоянно, а атмосфера неподвижна, то концентрация токсина, выпавшего с аэрозолями на местности, будет убывать по параболическому закону. Изоконцентрационные кривые выпавшего на местности радионуклида будут представлять собой окружности, с центром в источнике. Кольца постепенно расширяются, как круги на воде от брошенного камня. Чем дальше от источника, тем активность меньше. Если дует ветер, то круги превратятся в эллипсы, большая ось которых вытянута вдоль направления ветра. Так говорит классическая теория. Именно она как-то учитывалась при создании зоны безопасности (Чернобыльский реактор выбрасывал активность в течение нескольких месяцев, за это время ветер неоднократно менял направление: крутящиеся эллипсы превратились в круги).
Но существует более строгая теория, учитывающая турбулентность атмосферы и рельеф местности. Наличие микротурбулентного движения в атмосфере приводит к возникновению самоподобного (фрактального) распределения нуклидов в атмосфере. Рельеф поверхности земли тоже фрактален. Взаимодействие двух фракталов снова приводит к фракталу. Поэтому выпадение радионуклидов будет отнюдь не однородным, а "пятнистым", как шкура леопарда. В пределах зоны наверняка будут участки земли и селения, ничем не зараженные. Никакого населения из них отселять не нужно и ставить их на спецучет или довольствие тоже. Но та же теория утверждает, что на огромных расстояниях от разрушенного реактора возможны выпадения изотопов, с активностью практически не отличающейся от таковой в близлежащей к реактору зоне. Диссипации активности не происходит. За 500 и более километров от Чернобыля найдутся сильно зараженные населенные пункты. Вот из них и надо отселять население. Этого никто делать не стал. Никому и в голову не пришло их вообще искать. Работы и в зоне хватало. Прошли десятилетия, пока удалось составить полную карту выпадений (лишь долгоживущих) радионуклидов.
Вот тогда и налюбовались на леопарда. Многим эти узоры до сих пор кажутся капризами природы. Но ведь теория и я, как ее выразитель, предсказали это 3-го мая 86 года. Нас кто-то послушал? Нет! А зря!

САРКОФАГ

Ядерному взрыву на Чернобыльской АЭС предшествовали паровой и водородный взрывы. Атомный взрыв с эквивалентом от нескольких тонн до десятка тонн тротила разворотил реакторное помещение и подбросил крышку реактора весом в две тысячи тонн метров на двадцать вверх. Крышка перевернулась в упала ребром на кромку корпуса реактора. Два человека погибло под обломками и еще тридцать стали жертвами мощнейшей "тихой" паники, охватившей персонал и помешавшей правильно оценить происшедшее. В первую очередь пострадали пожарные, которым, в обстановке этой паники никто не объяснил, что случилось. Пожар легко можно было бы потушить без жертв среди них.
Практически все топливо (исходная масса - около двухсот тонн) было выброшено из реактора. Небольшая его часть, непосредственно участвовавшая во взрыве, мгновенно испарилась, а остальное топливо в виде фрагментов топливных элементов и сборок было разбросано вокруг реактора. Осколки летели через обвалившуюся северную стену, но и на южной стороне вне здания реактора упали топливные сборки, а одна даже повисла на проводах ЛЭП. Большинство обломков твэлов, представляли собой трех - шести сантиметровые фрагменты циркониевых трубок диаметром 13,6 мм, разорванные изнутри и как бы развернутые. Они излучали порядка 500 рентген в час. Радиация от кусков неповрежденных твэлов была на порядок выше. Судя по характеру обломков локальное давление в момент взрыва составило 2000-3000 атмосфер, а температуры достигали 6000-10000 градусов, при этом продукты взрыва в виде топливной пыли и паров распространялись на большое расстояние
Какое-то количество топлива, не более нескольких десятков тонн, упало обратно в реактор и стало плавиться от собственного тепловыделения. Дело в том, что и без цепной реакции отработавшее ядерное топливо в течение нескольких недель выделяет достаточно тепла, чтобы расплавить и себя, и окружающие конструкции. Это топливо проплавило отверстие в искореженном взрывом основании реактора и протекло (в смеси с расплавленным бетоном и песком) под реактор, в так называемый бассейн - барбатер, где и застыло, превратившись в стабильный минерал, названный "чернобылитом" (он же -"слоновья нога", он же - ТСМ, топливосодержащие массы). Существует официальное мнение, что большая часть топлива до сих пор находится внутри реакторного помещения четвертого блока. Но более вероятно, что там - менее десяти процентов, возможно только четыре-шесть.
После аварии чернобыльский реактор перешел в совершенно стабильное состояние.
Возник традиционный русский вопрос: ЧТО ДЕЛАТЬ?
В начавшейся великой суете потерялся самый простой ответ: похоронить Чернобыльскую АЭС под песчаным холмом и забыть о ней на тысячу лет. Такое решение потребовало бы минимальных затрат и минимального геройства. Ведь для полной ликвидации аварии достаточно было земснаряда и большой прищепки. Прищепка нужна для закрепления трубы земснаряда на трубе станции. Далее следовало качать песок до возникновения холма высотой в сто пятьдесят метров. Другое достаточно простое решение могло предусматривать обнесение территории забором, удаление ядерного топлива из уцелевших реакторов и консервацию станции на долгие годы. Необходимости сооружать саркофаг не было, выброс радиоактивности из четвертого блока был ниже допустимого правилами для работающего реактора. Никакой опасности ни для кого останки реактора не представляли. Разумная стратегия предусматривала бы вывод сорока тысяч человек, которые каждый день получали свою дозу в зоне и тратили невероятное количество всевозможных ресурсов, а также прекращение дорогостоящих работ, которые велись для Чернобыля по всей стране.
Но это было бы слишком просто. Никто в правительстве СССР подобные идеи не поддержал, и великая глупость началась. Политбюро КПСС, состоявшее из сельских мудрецов, решило восстановить станцию и построить-таки «Саркофаг» над разрушенным блоком (при этом более половины радионуклидов оказались вне укрытия). Сколько труда и здоровья людей было вбито в эту затею трудно подсчитать. Однако ясно, что на те деньги, что были затрачены на это нелепое мероприятие, можно построить тридцать таких станций, как Чернобыльская. В конце концов, были пущены три уцелевших блока. Третий блок проработал 15 лет, а остальные два развалились вскоре после распада СССР от неумелой эксплуатации. Что заставило кремлевских старцев и умственно отсталую кремлевскую молодежь типа Горбачева-Лигачева пойти на это понять можно, но оправдать трудно.
Если строительство объекта «Укрытие», прозванного Саркофагом, можно было как-то оправдать (ни кто не мог гарантировать «примерного поведения» остатков топлива в разрушенном реакторе), то начавшуюся затем комедию с криминальным уклоном, которая сегодня называется "укрепление и реконструкция саркофага" нормальному человеку воспринять невозможно.
Пока в Чернобыле было опасно, то есть до ноября 1986 года, специалисты относились к своей деятельности здесь серьезно, если не считать простительных "стандартных отклонений" в сторону денег и славы да стабильного процента прохвостов, всегда присутствующих в "горячих точках". После 1987 года ситуация стала резко изменяться, и Чернобыль стал превращаться в "кормушку" с которой никто уже не хотел расставаться. В 1991-92 годах русские специалисты, за редким исключением, покинули Чернобыль. Оставшимся было выгодно нагнетать обстановку вокруг Саркофага, чтобы попросту выжить, сохранив зарплату - ситуация на Украине ухудшалась с каждым днем. Про Саркофаг и прежде-то ходили устрашающие легенды, но теперь их число увеличилось. То в Саркофаге появлялись нейтроны, которые извещали о скором взрыве, то шевелились стены, то радиоактивная пыль угрожала вырваться на волю и погубить все кругом - легенды сочинялись самими же специалистами и сопровождались "доказательствами", вполне достаточными, чтобы напугать профанов.
На самом деле - Саркофаг почти безопасен. Даже если он завтра развалится, что маловероятно, ничего страшного не произойдет. Сегодня суета вокруг Саркофага раздувается теми, кому это выгодно, а таких людей и организаций немало, как на Украине, так и во всем мире. В первую очередь это, конечно, специалисты из объекта «Укрытие» - сочинители легенд. А что вы хотите? Найдите грамотному строителю спонсора, заинтересованного в подряде, и завтра специалист докажет, что Кельнский собор через две недели рухнет, завалив обломками окружающие дома и вокзал, а из обломков по вечерам будут вылетать нетопыри. С местными спецами все ясно, но здесь в дело вмешались профессиональные ловчилы на весьма высоких уровнях. В том, чтобы собрать с западных налогоплательщиков по несколько десятков долларов и вбухать миллиарды в никому не нужный "второй саркофаг" заинтересовано все западное атомное лобби, доходы которого, в связи со зловредной деятельностью зеленых, резко сократились. Для многих западных организаций, процветавших ранее на строительстве атомных станций подобные "Саркофагу" заказы являются манной небесной и единственным путем к спасению. Их эксперты, равно, как эксперты Международного агентства по атомной энергии сочиняют сказки о ситуации в Чернобыле, чтобы не упустить этих денежек. Важную роль играют и политики. Саркофаг является идеальным прикрытием для финансовой поддержки деятельности правительства Украины в требуемом западу направлении.
Не смотря на протесты независимых специалистов, дорогостоящая реконструкция Саркофага началась. Сначала были укреплены поддерживающие крышу конструкции, что устранило угрозу обрушения свода саркофага. Но его надежность продолжает вызывать тревогу - прежде всего, из-за западной стены, которая отклонилась более чем на полметра. Отклонение произошло в результате взрыва реактора. Однако заметили это лишь спустя несколько месяцев после аварии, когда строительство "Укрытия" шло полным ходом. Теперь эту стену укрепят. Рядом с ней будет построена новая стена, которая станет опорой для старой. Возведение новой стены станет самой масштабной операцией из проводившихся на саркофаге после его сооружения. Для ее реализации понадобятся сотни людей. Такое количество рабочих объясняется тем, что из-за высоких радиационных полей их рабочий день будет длиться по 10 - 15 минут. В 2002 году начнется сооружение конфтаймента - легкой конструкции, которая закроет собой существующее "Укрытие". Он должен быть построен в 2005 году, а затем в течение двух лет под защитой конфтаймента будут разобраны ненадежные конструкции саркофага. Впрочем, цель создания "Укрытия-2" прежде всего в том, чтобы безопасно извлечь застывшую лаву, в которую в результате аварии превратилось ядерное топливо. Объемы его измеряются десятками тонн. Конфтаймент рассчитывается на столетнюю эксплуатацию - именно за этот срок должна быть извлечена лава. Ее планируют поместить в контейнеры и захоронить в специально созданной в скальной породе шахте на большой глубине. Однако пробное извлечение лавы намерены провести вскоре после строительства конфтаймента. Выведение из эксплуатации остановленного 3-го блока АЭС продлиться до 2015 года параллельно с работами по укреплению безопасности саркофага.
Ну а потом возникнет необходимость ремонта Урытия-2, а там – и строительства Укрытия-3 или еще чего, не менее полезного. К счастью, радионуклиды распадаются медленно, кормиться можно долго! Лет двести
… (По публикациям Ю.Андреева, Н. Мельникова и А. Бихдрикера)

ЧЕРНОБЫЛЬ И РБМК

После Чернобыльской катастрофы возник традиционный русский вопрос: КТО ВИНОВАТ? Разработчики ректора РБМК винят персонал (если бы реактор был плох, то он неоднократно бы взрывался на других АЭС и военных заводах, но пока это удалось лишь чернобыльцам), а защитники персонала -–проектировщиков (на других АЭС с ректорами РБМК тоже были аварии, чудом не приведшие к катастрофе).
Враги РБМК считают, что в его конструкцию была цинично встроена способность к "неконтролируемой цепной реакции" - закономерный итог бесконтрольного царствования атомной элиты СССР, являвшейся частью мировой атомной элиты. Существует точка зрения, что если бы среди "научных руководителей" реактора РБМК, обитавших в Курчатовском Институте, нашелся хотя бы один честный и знающий человек, этот реактор никогда не был бы построен.
Почему же это ублюдочное сооружение оказалось кому-то необходимым? Среди причин важное место занимает желание сохранить свое положение в атомной элите. Дело в том, что основные типы ядерных реакторов ведут свою родословную от двух прародителей. Это уран-графитовые "штабели", сооруженные в США и СССР в сороковые годы для производства оружейного плутония и более поздние реакторы для ядерных подводных лодок, имевшие прочный стальной корпус. Как только возникла идея внедрения военных реакторов в энергетику, атомная элита раскололась на две группы. В США энергетики пошли по пути использования транспортных реакторов ("PWR", или водо-водяные реакторы под давлением). Естественно, что от лодочных энергетические реакторы отличались размерами и более дешевым топливом. В Советском Союзе, в силу его большей технологической инерционности, было трудно организовать производство стальных корпусов для реакторов лодочного типа, названных ВВЭР (водо-водяной энергетический реактор), и поэтому поддержку получили разработчики графитовых "штабелей", которые можно было собрать из сравнительно небольших деталей.
Тут то и начался процесс, приведший впоследствии к преступлению. Реакторы РБМК, эти гигантские штабели, требовали много экзотического циркония и целого леса труб, специальных технологий для сварки циркония с нержавеющей сталью, а также огромные количества бетона. Все это влетало в копеечку, и постепенно преимущество РБМК, как более простого в изготовлении, стало исчезать. Промышленность освоила выпуск крупных корпусных реакторов, и реакторы ВВЭР готовы были вытеснить РБМК из энергетики. Руководителей, связанные с РБМК стали теснить на второй план. Выход нашли в использовании существенного преимущества "штабелей" - их способность работать на уране низкого обогащения. Это позволило упростить сложный и дорогой процесс обогащения урана.
Здесь, вероятно, и начинаются события, которые более уместно назвать "составом преступления". Дело в том, что при низком обогащении ядерного топлива реактор РБМК приобретал свойство, когда при кипении охлаждающей воды в его каналах, реактивность довольно резко возрастала. Этот процесс можно было бы компенсировать внедрением в активную зону реактора замедляющих ядерную реакцию стержней из бора, но тогда следовало бы повысить обогащение. Возник своего рода порочный круг, и чтобы выйти из него, конструкторы решили сохранить в реакторе "минимум" поглотителей нейтронов, чтобы не дать реактору взорваться. Высокая реактивность реактора противоречила правилам безопасности, но атомный надзор был частью атомного министерства, и спустил все на тормозах. Более того, люди, эксплуатирующие станцию, не знали, что снижение числа стержней может привести к взрыву. Действительно, будь такая информация включена в документацию, это было бы равносильно признанию в совершении преступления. Кроме того, "число стержней" понятие отвлеченное, оно не соответствует какому-то видимому явлению, человек не может быстро просчитать ситуацию. Расчеты ведет ЭВМ с задержкой, составляющей не менее десяти минут. Поэтому управление "штабелем" – рискованное занятие.
На Ленинградской, Чернобыльской и Смоленской станциях с реакторами РБМК в разное время случились аварии, каждая из которых при другом раскладе могла бы превратиться в Чернобыльскую. Следует заметить, что персонал трех северных станций (Ленинградской, Смоленской и Курской), был более сообразительным, чем персонал Чернобыльской станции, здесь опять подтвердилась истина: где тонко, там и рвется. Однако винить персонал, пусть его качество и было ниже, чем на других станциях, нельзя. Станция была сконструирована и построена так, что могла взорваться. Ни один атомный надзор в мире не позволил бы ее эксплуатировать. Здесь проявилось слабое место всех больших структур: при достижении определенного уровня они перестают функционировать, как нечто полезное, и начинают работать только на клановые интересы.
В Международном агентстве по атомной энергии (МАГАТЭ), несомненно, имелись люди, понимавшие, что случилось в Чернобыле, но советская ядерная структура была слишком похожа на структуры других государств, имевших своих представителей в МАГАТЭ. Для представителей этого агентства, несомненно было то, что вся правда о Чернобыле нанесла бы столь непоправимый удар по ядерной промышленности, что личная судьба всех крупных ядерщиков оказалась бы совсем незавидной.
Очень большую роль в судьбе атомной промышленности играл психологический момент. Казалось бы слова "реактор вышел из-под контроля" были где-то кем-то произнесены и особо не оспаривались. Человек, хотя бы бегло знакомый с ядерной физикой, понимает, что если цепная реакция вышла из под контроля, то имеет место неконтролируемая ядерная реакция, или, другими словами, взрыв. Ядерщики же старались не употреблять этот термин, используя понятия: "хлопок", "неконтролируемый разгон", "разгон на быстрых нейтронах". В принципе, их понять можно. Ведь даже двухсот тонн урана недостаточно, чтобы произвести взрыв, эквивалентный многим тысячам тонн тротила в условиях энергетического ядерного реактора. Для этого уран следует удерживать в геометрическом объеме, в котором началась неконтролируемая цепная реакция, пока не прореагирует достаточно значимое количество этого урана, скажем, несколько килограммов. Это происходит в бомбе, но реактор - это очень несовершенная бомба, попросту, очень непрочная. Поэтому взрыв, начавшись, довольно быстро прекращается, так как реактор оказывается полностью уничтоженным. Но это взрыв, в случае с Чернобылем эквивалентный нескольким тоннам или десяткам тонн тротила. Действительно, взорвись в другом месте вагон взрывчатки, кто в здравом уме назвал бы это "хлопком" или еще как-нибудь? И так как взорвался не тротил, а уран, то это был ядерный взрыв.
Именно этого не следовало знать широкой публике во всем мире. И без этого, после 1986 года почти все государства перестали строить ядерные реакторы. Исключение составили только Румыния, Словакия и Чехия, самые бедные страны бывшего советского блока, надеявшиеся таким путем заработать немного твердой валюты, продавая электричество. Нетрудно догадаться, что узнай мир о ядерном взрыве, прекратилось бы не только строительство, но и эксплуатация значительной части атомных станций во всем мире. И никакие усилия доказать, что это, де, возможно только у русских, не помогли бы. Публика понимает, что нравы всех крупных корпораций одинаковы, будь это "СССР Лимитед" или "Вестингауз Лимитед".
Атомную энергетику сегодня спасает уверенность маленького человека в том, что эксперты знают все. Немногие понимают, что эксперты происходят исключительно из кругов, связанных с атомной промышленностью. Стать экспертом в атомных делах, не выходя из университета, невозможно. Ядерная физика составляет сегодня существенную, но далеко не определяющую часть экспертизы, связанной с безопасностью атомных станций. Поэтому независимую экспертизу по вопросам ядерной безопасности организовать абсолютно невозможно. Вся техническая информация, необходимая для такой экспертизы сосредоточена в руках атомной промышленности, которая никому ее не показывает, ссылаясь на существование "коммерческих секретов"
Ни при каких обстоятельствах профессионал не сделает ничего такого, что может нанести существенный вред той отрасли, которая его кормит.
Тут можно возразить, что существуют контролирующие органы. Однако, контролирующие органы состоят из тех же профессионалов, что и атомная промышленность и точно так же не заинтересованы в том, чтобы вредить ей. Регуляторы тоже не желают ликвидации атомных станций.
Сейчас договорились, что в Чернобыле взорвалось много атомных ядер, но не так много, как в бомбе. Взрыв эквивалентен лишь 30-40 тоннам тротила (ядерных бомб мощностью менее 1000 тонн тротила не бывает), но физическая природа взрыва была ядерной. Согласно базовой гипотезе, контроль над реактивностью был потерян в результате опускания в активную зону реактора контрольных стержней, что должно было остановить ядерную реакцию, но произвело обратный эффект. Здесь – несомненная вина персонала. Однако сам факт взрыва подтверждает, что реактор был сконструирован неправильно.
Все беды происходят из-за недостатков общественного устройства. Пока не будет найден баланс между стремлением отдельных групп к успеху и доминированию и безопасностью всех людей, Три Майл Айленды и Чернобыли будут повторяться. В основе всех, без исключения, техногенных катастроф лежат человеческие отношения и страсти.
Пока от человеческого несовершенства просто взрывались котлы и падали мосты и самолеты, это не угрожало человечеству в целом. Атомные аварии показали, что ситуация может измениться. Если говорить объективно, никакая техногенная катастрофа, включая атомную войну, не приведет сегодня к полному исчезновению с планеты рода человеческого. Это, однако, только сегодня. Уже завтра все может измениться и новое "достижение науки и техники" превратится в ловушку, где погибнут все. Атомная энергетика расположилась как раз на пороге этой эпохи. Часто ядерщики говорят о несправедливости ситуации, в которой оказались АЭС. В конце концов, все атомные аварии убили неизмеримо меньше людей, чем, скажем, угольная энергетика. Все это верно, но суть не в этом. Как бы не совершенствовать атомную безопасность, это уже не поможет расцвету ядерной энергетики. Не поможет и широкая реклама этой безопасности и миллионы красочных буклетов с лебедями на фоне градирен. Общественное устройство должно измениться настолько, чтобы каждый человек знал, что он защищен от эгоизма полукриминальных групп, способных на все ради собственного успеха. Как показала практика, сегодняшнее общественное устройство, будь оно "директивное", или "рыночное", не может защитить людей от неправильного использования новейших технологий. Атомное ядро здесь не при чем. Нам следует оглянуться на самих себя.
(По публикациям Ю.Андреева)

КОРАБЕЛЬНАЯ ВСТРЕЧА

Теплым вечером по тихой бухте плыл пассажирский Пароход. Прогуливал отдыхающих. Эдакая новогодняя семиэтажная елка. Вся в огнях и громе оркестров. Видна и слышна. Тут возникает Сухогруз, молча бьет в бок и топит. За что???
Вопрос: кто виноват?
Ответ: менталитет!
Ну, естественно, естественно. Следователи выясняли детали конструкций и состояние судов, квалификацию капитанов, кто, где был, как командовал и почему прошляпил. Даже не хотел ли кто утопить зловредного товарища из Органов. Впрочем, особо не возились - дали по десять лет каждому капитану. Пусть посидят, подумают.
А что думать - человеческий фактор, будь он неладен.
В чем же риск плавания в наших водах?
У нас всегда два кодекса: писанный и неписаный. Не только на воде. Пример: занимаюсь на автокурсах, разбираюсь в дорожных ситуациях. Заходит мастер-водитель, посмотрел билет, задумался, полез в ответ. Там: в данной дорожной ситуации водитель автомашины уступает дорогу гужевому транспорту. У мастера аж дыхание сперло: "Чтоб я уступил дорогу кобыле?! Да я жигуленок не пущу." И, можете не сомневаться, не пустит! Чтоб там не говорилось в Правилах. Едет по своей Германии немецкий гражданин, смотрит: его обогнали с превышением скорости. Гражданину не лень вынуть мобильник и сообщить гаишнику, чтобы задержал нарушителя и оштрафовал. На дорогах России, заметив в кустах милиционера, мы немедленно начинаем сигналить встречным: опасность! А стучать на коллег, извини...
Где-то в правилах мореходства записано, что встречные суда расходятся левыми бортами. Ну и что теперь? Есть же еще и приоритеты.
Капитан Парохода был старый и опытный мореход. Он благополучно прослужил вечность и все правила знал. В том числе основной закон: встретил пассажира - пропусти его. Не связывайся. Это не важно кто ты: рыбак, военный, гидрограф, танкер, сухогруз. И чье на самом деле право прохода. Пропусти, не связывайся. Так же, как ежели ты за рулем, пропусти группу детсадовцев бодро переходящих Ленинский на красный свет и в неположенном месте. Толку-то, что у тебя зеленый. Воспользуешься своим правом, ох, пожалеешь. Так и здесь, капитан твердо знал, что в море любой встречный уступит ему дорогу. Так было и будет.
Капитан Сухогруза был молод. Он возвращался из дальнего загран. рейса, где поднабрался дисциплины и подзабыл нравы отечества. К тому же он не спал несколько суток и очень устал. Длительные и тяжелые погрузки в портах Америки, переход с грузом через бурную Атлантику, затем - узкие проливы, бардак в команде - все сказалось. Хотелось домой, где еще разгружаться. Он шел на зеленый, видел препятствие, связался с ним, договорился. Был в своем праве, но российской традицией пренебрег. Погубил сотни жизней. Сам сел.
Спец. по риску, учти менталитет!

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР

На узловую станцию где-то в глубине России прибыл эшелон и встал на второй путь. Его машинист рассеянно слушал по радиотелефону переговоры диспетчера с встречным составом. И тут он понял, что диспетчер пропускает скорый по второму пути. Он немедленно включился и закричал диспетчеру. - Как по второму пути? Я – товарный - стою на нем!
- Не мешайте работать! – отвечал женский голос. - Я отлично вижу, где вы стоите. Не слепая! Тогда обеспокоенный машинист эшелона сам связался с машинистом встречного.
- Слушай, что-то не так! Я, товарный, стою на втором. Сбавь скорость и готовься встать.
Машинист встречного послушал совета, затормозил и поезда встали на одном пути, упершись лоб в лоб локомотивами. Возник скандал. Набежали начальники. Стали ахать, охать и ругаться. Наконец, развели составы в разные стороны. Диспетчера сняли, хотя она и кричала, что виноваты машинисты, которые сами все перепутали и не выполнили ее команды.
Через месяц ее восстановили в должности. Работать, ведь, кому-то надо!
А еще через месяц на этой Узловой произошла железнодорожная катастрофа. Одна из самых серьезных аварий, случившихся в России в конце 20-го века.

ДИРИЖАБЛЬ

У некоторых, на первый взгляд весьма плодотворных идей, бывает печальная судьба. Возьмите, к примеру, дирижаблестроение. Такая естественная идея – летать на том, что легче воздуха. В самолетах есть что-то патологическое, все равно, как в летящем утюге. Нет ничего удивительного в том, что они падают и разбиваются. То ли дело – дирижабль. Легче воздуха, поэтому сам на землю падать не станет, надо еще постараться, чтобы его приземлить. Плывет себе по небу куда надо (не даром говорят – воздухоплаванье). Двигатели тянут, преодолевая встречные воздушные потоки. Расход топлива мизерный, шума мало, грузоподъемность огромная, габариты груза – любые. Зависнуть может над любой точкой, и неподвижно торчать там, хоть вечность. Никаких аэродромов не нужно. Незаменимая вещь для геологии, сельского хозяйства, скорой помощи, перевозок в отдаленные районы. Да мало ли для чего еще! Многосекционный заполненный гелием дирижабль совершенно взрывобезопасен, он не упадет даже пронзенный пулеметной очередью. Гелий дорог? Делаем вакуумный дирижабль с дюралевым корпусом. Наполнитель вообще на балансе не числится.
Сколько сил было потрачено на развитие воздухоплаванья за столетнюю историю! Сколько денег в идею ухлопано! Помните фундаментальные кирпичные здания рынка в Риге, чинно стоящие в ряд? Это – ангары для дирижаблей. Кто-то же их построил, и кто-то на этом разорился. Где же дирижабли? Вы на них катались? Нет! Как отрезало. А почему?
А потому, ребята, что ветер дует!
Участвовал я однажды в демонстрации на Красной Площади. Всего один раз, хотя нас принуждали к этому постоянно. Я, однако, был принципиальным противником подобного мероприятия. Но в жизни все испытать надо. Один раз можно. Тем более, что тогда профоргом кафедры был радиоинженер, починивший мне накануне пересчетку. Услуга – за услугу. Я и пошел
Дело было в ноябре. Колонна МГУ на рассвете собралась в каком-то переулке у улицы Димитрова, построилась и пошла через Каменный мост. Погода – хуже некуда: то дождь, то снег, порывы ветра. Искусственный алый цветок неизвестной этимологии на длинной проволочной ножке, которым меня наградили (лозунги несли только партийцы), завял и осыпался. Пришлось его выбросить. Тогда меня приставили к группе товарищей, конвоирующих воздушный шар. Это была гордость химфака. Черный резиновый шар диаметром шесть метров был наполнен водородом, благодаря чему он обладал повышенной подъемной способностью. Надули мы его хорошо, и при щелчке он гудел, как футбольный мяч. Упакован он был в сетку-авоську, за переплетения которой держался десяток мужчин, не давая шару взлететь раньше времени. Снизу к нему был прикреплен алый стяг, а к авоське – длинный канат. Мы предвкушали, как на Красной Площади отпустим шар, и он высоко поднимется в полной красе. Тогда-то все и увидят, на что способны химики в мирной жизни. Вон физики-филологи идут с детскими шариками, как первоклашки. А мы...
…. Колонна втянулась в проезд между Никольской башней и Историческим музеем. Впереди показалась Красная площадь и плотные колонны идущих по ней людей. Разделявшие колонны люди в штатском выкрикивали лозунги и здравицы, народ отвечал громким ура! Шедший рядом Вассерберг тоже провозгласил своим поставленным профессорским голосом:
- Да здравствует советский народ – вечный строитель коммунизма!
- Ура! – отвечал народ с удвоенной энергией, - Ура!
Мы были на выходе из проезда, когда раздалась команда:
- Отпускай!
Первый десяток химиков отскочил от авоськи, второй начал травить канат. Шар зашевелился и, вращаясь, масляно поблескивая, начал величественно подниматься. Перед ним, чуть ниже развернулось красное знамя. Публика уже не обращала внимания на членов ЦК, мерзнущих на трибуне, а зачарованно следила за шаром. Тот поднимался вертикально вверх, все выше и выше. Вот он достиг высоты пятидесяти метров и остановился. Полный триумф!
И тут сзади, с манежной площади, случился порыв ветра. Проезд, видать, исполнял обязанности аэродинамической трубы. Шар пошел вниз по дуге окружности. Туго натянутый канат исполнял роль радиуса. Шар отклонился влево к ГУМУ и где-то там на расстоянии 50 метров, прямо напротив Мавзолея ударился о брусчатку. Удар был страшный, последствия – тоже. С высоты своего роста, я увидел, как по Красной площади покатились сбитые с ног ткачихи, задирая юбки и дрыгая ножками. Колона была смята, все бросились в рассыпную. Даже солдаты и люди в штатском.
Шар тем временем отскочил от земли, как теннисный мячик, и начал снова набирать высоту. Теперь в его движении было что-то угрожающее.
- Выбирай, канат, - крикнул, я, принимая командование.
Мы остервенело начали тянуть канат. Шар сопротивлялся, ему вновь удалось набрать высоту. Пусть не такую, как в первой попытке, но все же. Новый порыв ветра, отклонил шар вправо, на трибуны. К счастью, до Мавзолея он не доставал, но до трибун с почетными гостями – запросто. Удар! С лавок посыпались представители дружественных компартий. На этот раз шар не стал сразу взмывать ввысь, он двинулся вдоль трибун, сметая все лишнее. Мы выбирали канат. Наконец, шар пошел к нам. Он тянулся, руша охрану и загородки. На кромке трибун он удалил с поверхности Земли телевизионщиков с их треногами и аппаратурой. Мат, визги, бой стекла.
Шар в третий раз начал набирать высоту. На этот раз мы не дали ему разгуляться, он завис на высоте какого-то трехэтажного дома. Опять порыв! Шар пошел вертикально вниз. Прямо на нас. Никогда бы не подумал, что уважающее себя тело легче воздуха способно падать с таким ускорением. Больше, чем у утюга, подброшенного вверх! Я отскочил в сторону, роняя экономисток. Шар ударился о землю и я, как лев, бросился на него, крепко вцепившись в переплет авоськи. Шар оторвал меня от земли. Свершилось! Я стал воздухоплавателем. Я уже живо представил, как в низких облаках проношусь мимо Ивана Великого, когда друзья-радиохимики последовали моему примеру и кинулись на шар. Шар обладал большой грузоподъемностью, но тонны ему не поднять. Он покорился.
Мы выправили ряды и, скромно, держась за понурого бегемота (будто и не химики мы вовсе), пошли вперед, держа равнение на Мавзолей. Миновали Брежнева, когда я обратил внимание на повреждения оболочки. Не иначе, как какой-нибудь кинокорреспондент порезал шар осколками своей дурной камеры. Водород начал выходить.
- Да, похоже мы проявим себя больше, чем надо, - думал я огорченно. - Войдем в историю. Мы же – в облаке гремучего газа! Не дай Бог, кто закурит, взлетим на воздух. Фейерверк будет знатным. Кто жив останется, сядет на всю жизнь. За терроризм!
Вот там, сидя на ступенях Балчуга и тщательно собирая оболочку, я понял: дирижабль – замечательная вещь. Он найдет широчайшее применение.
Если ветра не будет!